вернуться на главную
ЭССЕ ДИЛЕТАНТА НА ТЕМУ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
Начальная школа – это где начальники учатся?
К.Чуковский «От двух до пяти»
Автор статьи В.И.Смирнов – патентный поверенный (Санкт-Петербург, smirnovvi@sstc.spb.ru), объясняет, почему интеллектуальная собственность должна стать основным термином в области патентного и авторского права в России, а также отражает позитивность использования норм вещного права для объектов интеллектуальной собственности.
Ключевые слова: интеллектуальная собственность, интеллектуальные права, вещное право.
ESSAY OF LAYMAN ON THE ISSUE OF INTELLECTUAL PROPERTY
The author of article V.I.Smirnov, patent attorney (St. Petersburg, smirnovvi@sstc.spb.ru), explains why the intellectual property has to become the main term in the field of patent and copyright in Russia, as well as reflects the positivity of use of the norms of real right for intellectual property objects.
Key words: intellectual property, intellectual rights, real right.
Интеллектуальная собственность как отрасль права до сих пор остается во многом некой «терра инкогнита» не только для широкой общественности, но даже в чем-то и для ученых-цивилистов. Так, споры о том, что же такое интеллектуальная собственность и насколько правильно закреплены нормы в ГК РФ, устанавливающие содержание понятия этого термина, а также регулирующие права на интеллектуальную собственность, время от времени вспыхивают в средствах массовой информации и на различных конференциях как между специалистами различных отраслей права и экономики, так и между дилетантами, которых интересует эта проблема. Причем, читая статьи, посвященные этой тематике, дилетант вполне может сделать поверхностный вывод, что одной из причин таких споров служит нелюбовь российского законодателя к термину «интеллектуальная собственность» .
Не претендуя, разумеется, на окончательную истину, рискну высказать точку зрения, которая, может быть, покажется ретроградной. Во-первых, на предпочтительность использования данного термина в области авторского и патентного права и, во-вторых, на теоретическую возможность использования интеллектуальной собственности как юридической категории в рамках вещного права. Можно считать, что такая точка зрения основана как на анализе подобных публикаций, так и на эволюции российского патентного законодательства, а также на практике заключения договоров, связанных с интеллектуальной собственностью.
Известно, что термин «интеллектуальная собственность» появился еще в XVIII в. в работах французских просветителей при разработке основ теории естественного права. Причем как у французских философов, так и у многих других, например, у Дж. Локка, было понимание интеллектуальной собственности именно как разновидности собственности. Это основывалось на представлении, что любой труд, в том числе и творческий, порождает собственность. Такой подход к пониманию интеллектуальной собственности позднее назовут проприетарным (от лат. «proprietarius» – владелец, собственник).
Однако в качестве юридической категории термин «интеллектуальная собственность» впервые был закреплен на международном нормативном уровне лишь в 1967 г. Конвенцией, учреждающей ВОИС. Согласно положениям конвенции под интеллектуальной собственностью понимались права, относящиеся ко всему спектру результатов интеллектуальной деятельности человека, не ограничиваясь только имущественными или исключительными правами. Благодаря такому широкому пониманию этой категории, соответствующему, на мой взгляд, здравому смыслу, а может быть, и благодаря своей благозвучности этот термин быстро вошел не только в различные нормативные акты, но и в терминологию широкого круга как специалистов и ученых, так и журналистов. Здесь в качестве противопоставления интеллектуальную собственность можно сравнить с более старым термином из области патентного права, но также закрепленным во многих международных соглашениях как «промышленная собственность» , при использовании которого неспециалистами он до сих пор нуждается в пояснении его значения.
С этим положением не мог не считаться и российский законодатель, а потому интеллектуальная собственность в качестве юридической категории появляется в постсоветском законодательстве. Однако, вероятно, потому что в русский язык термин «интеллектуальная собственность» попал как однозначный перевод – калька с английского «intellectual property» , многими он был поначалу воспринят только в своем исходном (основном) значении, подобно тому, как понимают значение слов дети, то есть без учета имеющейся в любом языке полисемии. По этому поводу хочется привести одну цитату, хотя не помню точно, кто высказал эту очень правильную мысль: «Если бы люди понимали точный смысл слов, то недоразумений в мире было бы значительно меньше» .
Учитывая вышесказанное, интеллектуальная собственность в России сначала и понималась только как разновидность категории собственности, то есть экономической категории, которая обычно рассматривается как общественные отношения по поводу принадлежности благ, но в отличие от просто собственности, благ не материальных, а интеллектуальных. Однако в правовой доктрине под интеллектуальной собственностью почти сразу стали понимать не столько экономическую, сколько юридическую категорию, аналогичную и параллельную праву собственности (вещному праву), то есть совокупность правовых норм, регулирующих указанные отношения. Таким образом, можно было сделать вывод, что у термина «интеллектуальная собственность» появилось семантически новое (производное) значение, позволявшее отделять ее от понятия «собственность» .
В то же время нелюбовь российского законодателя к термину «интеллектуальная собственность» исходит, разумеется, из мнения наиболее авторитетных российских цивилистов, очевидно, воспринявших его только в своем исходном значении. Так, на состоявшемся 15 ноября 2000 г. круглом столе «Интеллектуальная собственность: правовое регулирование, проблемы и перспективы» с участием известных цивилистов (В.А.Дозорцева, А.Л.Маковского и др.) большинство выступавших признали термин «интеллектуальная собственность» неудачным, а, по мнению одного из виднейших специалистов в области патентного и авторского права В.А. Дозорцева, это понятие вообще можно использовать только в политических актах и бытовой терминологии1.
1 Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система: Сб. статей. М.: Статут, 2003.
Вероятно, такой подход ученых повлиял и на юристов, принимавших участие в разработке проектов постсоветских законов, связанных с патентным и авторским правом. Они вначале старались не использовать термин «интеллектуальная собственность» . Например, основы гражданского законодательства Союза ССР и республик даже не упоминали этот термин. Однако под давлением депутатов первого демократически избранного законодательного органа – Верховного Совета, среди которых было много известных ученых и артистов, требовавших закрепить за ними права на интеллектуальную собственность в режиме именно собственности, категория «интеллектуальная собственность» появилась сначала в законе «О собственности в РСФСР» и ряде других законов, а затем в Конституции и ГК РФ.
В первой редакции ГК РФ, принятом Государственной Думой 21 октября 1994 г., термин «интеллектуальная собственность» упоминался всего в трех статьях: 2, 128 и 138, однако только в скобках в качестве синонима к исключительному праву на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или услуг. Из смысла формулировок этих статей следовало, что термин «интеллектуальная собственность» можно было рассматривать и как объект, и как право.
В принятой затем четвертой части ГК РФ, основанной на концепции полной кодификации гражданского законодательства об интеллектуальной собственности, законодатель снова пытается уйти от прямого использования термина «интеллектуальная собственность» . Так, в ст. 1225 ГК РФ в качестве основной категории указаны результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, а в скобках в качестве синонима – интеллектуальная собственность, однако теперь их необходимо было рассматривать только как объекты. При этом с подобным пониманием интеллектуальной собственности (а также результатов интеллектуальной деятельности) вполне согласовались и изменения, внесенные в ст. 128 и 129 ГК РФ, а также изъятие из Кодекса ст. 138. Кроме того, в ст. 1226 законодатель ввел еще и новый термин «интеллектуальные права» , вероятно, также для замены прежнего термина «право интеллектуальной собственности» . Однако здесь же можно отметить, что появление в ГК РФ такого нового понятия как «интеллектуальные права» многие известные цивилисты встретили негативно. Например, проф. О.А.Городов высказал свое мнение об этом понятии так: «…по степени универсальности и широте охвата охраняемых результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации понятие интеллектуальной собственности не сопоставимо с сугубо декоративным понятием интеллектуальных прав» 2.
2 Городов О.А. К дискуссии об интеллектуальных правах//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2014. № 4. С. 19.
Единственная норма, в которой законодателю пришлось поступиться своим негативным отношением к термину «интеллектуальная собственность» – п. 2 ст. 1225 ГК РФ, в котором сказано, что именно интеллектуальная собственность (а не результаты интеллектуальной деятельности) охраняется законом. Впрочем, такая формулировка была для законодателя, вероятно, вынужденной и вызвана необходимостью ее корреляции со ст. 44 Конституции РФ.
Таким образом, в настоящее время согласно концепции четвертой части ГК РФ для нематериальных объектов в качестве родового можно использовать три базовых понятия: объекты интеллектуальной собственности, объекты интеллектуальных прав и результаты интеллектуальной деятельности, причем для корректности последним, на мой взгляд, требуется еще и дополнительное определение «охраняемые» . Какое из них будет чаще использоваться в научном и правовом обороте и, следовательно, больше приживется, вероятно, покажет время, если только законодатель в очередной раз не подвергнет сомнению свои же конструкции норм четвертой части ГК РФ.
Здесь в качестве апологии термина «интеллектуальная собственность» можно отметить, что в терминологии международных нормативных актов в основном используется именно термин «интеллектуальная собственность» . Правда, с учетом того, что в это понятие законодательства разных стран вкладывают иногда неодинаковый смысл, то для исключения его различного толкования в настоящее время преамбула всех серьезных международных соглашений и договоров обычно содержит оговорку, что интеллектуальная собственность понимается в значении, указанном в ст. 2 Конвенции, учреждающей ВОИС.
Начать обсуждение самого дискуссионного вопроса – насколько допустимо регулирование интеллектуальной собственности в рамках института собственности (вещного права), хочется с постулата (или предположения), что такая возможность значительно упростила бы, на мой взгляд, практическое правоприменение этой категории и ее понимание. Сущность проприетарной концепции заключается в предоставлении объектам интеллектуальной собственности такого же правового режима, как и вещам. Противники этой концепции, доказывая свою точку зрения, привлекают для этого почему-то все подряд внешние отличия нематериальных объектов от материальных, например, такие, как двойственная природа объектов интеллектуальной собственности, их нематериальность, неотделимость от создателя, возможность одновременного использования многими субъектами, непотребляемость (неизнашиваемость) и неамортизируемость в физическом смысле в процессе использования и т.д.
Все эти внешние отличия, по мнению цивилистов, исповедующих теорию интеллектуальных прав, и делают невозможным регулирование интеллектуальной собственности по образцу вещного права, а потому требует специального регулирования для интеллектуальной собственности. Правда, при этом они не особенно утруждают себя логичными доказательствами того, каким образом то или иное отличие влияет на такую невозможность (на выводы такой концепции), уповая, очевидно, на главный свой аргумент – ссылку на то, что проприетарная концепция интеллектуальной собственности не соответствует классической триаде правомочий собственника: владения, пользования и распоряжения.
Однако при анализе этой триады, на мой взгляд, невозможно отрицать, что два таких правомочия, как пользование и распоряжение, вполне корректно использовать не только в отношении материальных объектов, но и для объектов интеллектуальной собственности. Например, проф. Э.П. Гаврилов так говорит по этому поводу: «Поскольку право использования по сути является аналогом права пользования,… а право распоряжения исключительным правом – аналогом права распоряжения имуществом…» 3.
3 Гаврилов Э.П. Интеллектуальные права в современной России: теоретические проблемы. Часть I//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2013. № 1. С. 9.
Видимо, понимая это, противники проприетарной концепции в основном обрушивают всю критику и сарказм именно на правомочие «владение» , утверждая, что нельзя физически обладать идеями и образами, то есть, по их мнению, обладать чем-то можно только физически, например, вещью. Однако такое азбучное или детское понимание термина «владение» корректно только для материальных объектов, а в случае с нематериальным объектом владение необходимо понимать в несколько иной ипостаси, адекватной самому объекту. Например, «Толковый словарь» Т.Ф. Ефремовой, кроме физического обладания, дает для этого термина и иное толкование: «Владеть какими-либо знаниями, навыками» . Вероятно, поэтому никто и не удивляется, когда на вопрос, например, о знании какого-то языка, отвечают: «Я владею (или не владею) этим языком» .
В определении интеллектуальной собственности, данном ВОИС, сказано: «Интеллектуальная собственность есть собственность, объектами которой являются творения человеческого разума, человеческого интеллекта»4. Однако исходя из такого определения, вероятно, логично будет считать, что интеллектуальная собственность принадлежит не просто человеку как индивиду, а его разуму, интеллекту. При таком подходе к пониманию интеллектуальной собственности вся пресловутая триада права собственности очень легко будет укладываться в ее прокрустово ложе, ибо использовать интеллектуальную собственность (полученные знания) может далеко не каждый индивид, а только тот, разум (интеллект) которого способен владеть конкретными знаниями, конкретной интеллектуальной собственностью.
4 Интеллектуальная собственность: Сборник. Женева: ВОИС, 1988.
Действительно, если человек не знаком не только с релятивистскими физическими теориями, но и с общим курсом физики, то он никогда не поймет теорию относительности, а широко известная формула Эйнштейна E = mc2 будет для него также непонятна, как китайские или японские иероглифы. Недаром разведчиков (или шпионов – кому какой термин больше нравится) для технической разведки (шпионажа) обычно подбирают из числа технически подготовленных специалистов. Поэтому, если объектам интеллектуальной собственности придать в качестве допущения такой юридический смысл термина «владение» , то использование для них этого правомочия становится, на мой взгляд, также вполне корректным, как и двух других.
Кроме того, отличное от материальных объектов понимание термина «владение» в отношении объектов интеллектуальной собственности может иметь место не только для специальных знаний. Например, ноу-хау (а это разновидность интеллектуальной собственности) зачастую совсем не знание, а только умение, и потому никакая юридическая передача права на него (а ГК РФ, к сожалению, только так понимает такую акцию) не поможет человеку, у которого руки растут не из того места, поскольку он никогда не сможет его освоить, несмотря на самые подробные инструкции.
Если под таким же углом зрения рассмотреть все вышеуказанные отличия объектов интеллектуальной собственности от материальных, то при желании можно найти им соответствующие аналоги у последних. Например, нельзя же понимать неподверженность износу объектов интеллектуальной собственности как явление только физическое, ибо их износ заключается в моральном устаревании технологий, материалов, конструкций и т.п. Недаром при постановке объектов интеллектуальной собственности на бухучет в качестве нематериальных объектов предусматривается и их возможная амортизация.
Исходя из сказанного прямое сведение понимания правомочия «владение» только к физическому обладанию по отношению к интеллектуальной собственности, чем грешат противники проприетарной концепции, мягко говоря, не совсем корректно. В то же время, если отказаться от консервативного понимания термина «владение» , то ничто не будет мешать рассматривать интеллектуальную собственность как разновидность права собственности не в формальном, а в безотносительном смысле. Следовательно, возможность защищать правом собственности объекты интеллектуальной собственности в основном зависит только от подхода к пониманию (от восприятия) условных терминов, используемых в цивилистике для объектов вещного права.
Здесь же можно отметить, что цивилистика как наука несмотря на все попытки до настоящего времени не выработала объяснений единого подхода к толкованию различий в правилах экономического присвоения материальных и интеллектуальных объектов. Это может говорить только о несовершенстве используемых для этого концепций. В то же время давно известно, что в любой науке не может быть раз и навсегда понятой истины, любая наука должна постоянно развиваться. Например, для доказательства возможности использования интеллектуальной собственности как юридической категории в рамках вещного права надо, на мой взгляд, искать не то, что разъединяет эти объекты, а то, что их объединяет. Например, что и те, и другие объекты одинаково поддаются стоимостной оценке, являются частью имущества любого предприятия и т.п.
Здесь же можно упомянуть, что даже такой противник проприетарной концепции, как проф. В.А.Дозорцев, в своих последних работах стал объединять материальную и интеллектуальную собственность в единую конструкцию, названную им категорией абсолютных прав5. Поэтому ученые, полностью отрицающие возможность использования в рамках вещного права интеллектуальной собственности как юридической категории, вероятно, находятся в плену определенных традиций, а пересмотреть свои взгляды или не хотят, или уже не могут.
5 Дозорцев В.А. Указ. соч.
Разумеется, пересмотр любых концепций должен быть направлен на что-то позитивное, чтобы не превращаться в самоцель, в вещь в себе. При этом любое законодательство, разумеется, должно иметь в основном прикладной характер, а не быть ареной столкновения различных научных концепций. В то же время, как уже было сказано, большинство проблем, касающихся интеллектуальной собственности и возникающих на практике, часто обусловлено несовершенством законодательства, в том числе и в рамках его использования при рассмотрении различных коллизий, связанных с этой областью деятельности. Так, в литературе неоднократно отмечалось, что суды даже самых высоких инстанций часто используют в качестве аналогии для своих решений нормы именно вещного права при рассмотрении дел, связанных с объектами интеллектуальной собственности.
Исходя из сказанного, положения законодательства об интеллектуальной собственности должны, в первую очередь, использоваться для разработки норм экономического присвоения объектов интеллектуальной собственности, упрощать юридическую возможность совершения различных действий с ними, например, при составлении договоров, в том числе на предмет использования интеллектуальной собственности при обороте и залоге прав, при совместном использовании объекта несколькими правовладельцами (с учетом неделимости права), в распределении доходов, при постановке нематериальных активов на бухгалтерский учет, их дальнейшей амортизации и т.д.
Резюмируя, отметим, что использование норм вещного права для объектов интеллектуальной собственности значительно упростило бы не только сами действия с интеллектуальной собственностью, но и понимание всеми субъектами таких действий. Кроме того, при таком подходе исчезла бы необходимость использования такой, на мой взгляд, несуразной (нелепой) юридической конструкции, как самостоятельные (или особые) исключительные права.
Разумеется, в данной статье, вероятно, изложено упрощенное понимание юридических проблем, связанных с интеллектуальной собственностью, и способов их решения, но для дилетанта (или даже практика), а не цивилиста, думаю, это простительно. Главной же целью статьи была попытка показать, что и в России интеллектуальная собственность должна наконец стать основным термином в области авторского и патентного права, а также отразить позитивную сторону возможности использования норм вещного права для объектов интеллектуальной собственности.
Список литературы
1. Гаврилов Э.П. Интеллектуальные права в современной России: теоретические проблемы. Часть I//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2013. № 1.
2. Городов О.А. К дискуссии об интеллектуальных правах//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2014. № 4.
3. Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система: Сб. статей. М.: Статут, 2003.
4. Интеллектуальная собственность: Сборник. Женева: ВОИС, 1988.